В тот день бессменная сиделка, которая раньше никогда не болела, слегла с высокой температурой. Уже на другой день от недуга не осталось и следа, и Руся (хотя никогда никому об этом не говорил!) потихоньку думал, что бабушка каким-то образом нарочно подстроила, чтобы они остались вдвоём. Родители должны были вернуться примерно в семь вечера. Русе предстояло провести с бабушкой целых пять часов. Мама пару раз звонила узнать, как дела, и встревоженным голосом давала инструкции: сиди в своей комнате, занимайся, на бабушку внимания не обращай, она, скорее всего, спит, мы с отцом скоро придём.

Он вёл себя, как пай-мальчик. Придя из школы, открыл дверь своим ключом, без проблем справившись с замком, который иногда слегка заедал. Вымыл руки, переоделся в домашнее, съел оставленный мамой обед и сел за уроки. Пока в квартире было светло, ему даже удавалось забыть, что через коридор от него – комната, в которой заперта бабушка. Ближе к шести вечера стемнело, и он зажёг свет. Уроки были давно сделаны, по телевизору ничего интересного не показывали, и он улёгся на диван с книжкой.

Спустя некоторое время послышались знакомое натужное кряхтение и скрип пружин. Руся отложил книгу и прислушался. Похоже, бабушка ворочалась в постели. Ничего страшного. Он попробовал снова сосредоточиться на сюжете, но получалось плохо. Звуки из бабушкиной комнаты не прекращались. Они становились громче, настойчивее, и скоро уже не осталось сомнений, что больная пытается встать с кровати. «Она не сумеет!» – успокаивал себя мальчик. Стараясь двигаться бесшумно, поднялся с дивана, и теперь стоял возле двери, прислушиваясь к тому, что происходит в соседней комнате.

Вопреки его надеждам, встать бабушка сумела. Через некоторое время кряхтение и скрип сменились шарканьем. Мальчик похолодел: шаги приближались. Он прекрасно знал, что бабушка не сможет выбраться наружу и добраться до него: дверь запиралась на замок, а ключи были у родителей и тёти Зины.

Больная принялась стучаться. «Делай вид, что ничего не слышишь!» – приказал себе мальчик. Но бабушка, которая в последнее время ослабела настолько, что не могла без посторонней помощи спустить ноги с кровати, дёргала дверь своей комнаты со страшной (нечеловеческой) силой. Руся боялся, как бы она не вырвала её из косяка. «Если выберется, она убьёт меня! Съест! Она же всегда хочет есть!» – едва не рыдая от ужаса, думал он.

Когда позже, икая и захлёбываясь плачем, мальчик рассказывал об этом ошеломлённым папе и маме, они не могли ему поверить. Вернувшись с работы, отец открыл бабушкину дверь и обнаружил мать лежащей возле кровати. Родители отказывались понимать, как она могла доползти до двери, колотить в неё и требовать открыть.

Решили, что их чересчур впечатлительный ребёнок просто переволновался и поэтому преувеличивает. Но он не преувеличивал. Это была правда. Устав от бесплодных попыток вырваться, бабушка принялась звать его по имени. Почти год она не вспоминала о существовании Руслана, позабыв, что у неё есть внук. И вдруг он услышал, как абика, совсем как раньше, произносит его имя.

– Русланчи-и-и-к! – дребезжала она. – Улы-ы-ым! Ты там?

«Откуда она знает, что я тут?» – мальчик сжал кулаки и притиснулся спиной к двери. Ведь дома могли быть и папа с мамой! Или вообще никого!

– Ты же дома! Я знаю, ты там! А ну, отопри дверь, противный мальчишка! Выпусти свою абику! Сейчас же! – Голос окреп, стал звучным, по-учительски категоричным, как в былые времена. И строгим. Она редко обращалась к внуку таким тоном. Только если уж тот очень её огорчал своими проказами.

Он трясся за дверью своей комнаты. Даже если бы и хотел ответить, у него бы не получилось: настолько плотно сжал челюсти, что их словно свело судорогой, и он не мог открыть рот. А бабушка не уставала звать его, ругала, требовала выпустить, угрожала наказать. Спустя какое-то время она замолчала.

Руслан по сей день не понимал, как решился выйти из комнаты и зачем сделал это, но только через несколько мгновений обнаружил себя возле бабушкиной двери. Больная стояла совсем рядом: их разделяли всего несколько сантиметров, и мальчик слышал свистящее дыхание. Она что-то тихо бормотала, не понять, что именно. И вдруг принялась кричать.

Этот отчаянный вопль был наполнен такой безысходной тоской, таким смертным ужасом, что слышать его было невыносимо. Ни раньше, ни позже она так не кричала. С того дня слегла и больше не вставала даже «погулять». Руслан стоял, не в силах пошевелиться, убежать, заткнуть уши. Крики прекратились так же внезапно, как начались. И в наступившей тишине отчётливо прозвучали бабушкины слова:

– Улым, ты их видишь? – замирающим, прерывающимся от страха голосом спросила она. – Они же везде! Неужели ты не видишь?

– Кого? – прошелестел мальчик. Бабушка услышала.

– Их! Вон же они стоят! За мной пришли! Пусть они уйдут! Не хочу с ними! – И она завопила с новой силой, призывая на помощь то Аллаха, в которого никогда не верила, то свою умершую давным-давно мать.

На короткий миг Руслан услышал (нет-нет, ему не показалось!), что в комнате кто-то тихо, ехидно засмеялся. Бабушкины крики заглушал едва слышный, мелкий стариковский смех, но всё же он прозвучал совершенно отчётливо.

Мальчик выбежал из квартиры, и там, на лестничной клетке, его вскоре обнаружили перепуганные родители. У него была температура под сорок, и мама думала, что ребёнок заразился гриппом. На следующий день она осталась с сыном дома, и он спросил её, кого видела бабушка. Мама озадаченно посмотрела на него, подумала и сказала:

– Мало ли, что ей привиделось, котёнок. Ты же знаешь, у бабушки плохо с головой.

– То есть ты думаешь, она никого не видела? – уточнил он.

– Конечно, нет. Кроме неё, в комнате никого не было, и быть не могло, – убеждённо произнесла мама. – А теперь тебе надо поспать.

– Хорошо, – послушно ответил он и повернулся на бочок. Мальчик точно знал, что мама ошибается. В комнате рядом с бабушкой кто-то был. Просто не каждый сможет увидеть этого кого-то.

…Будучи взрослым человеком, который давно не верит в сказки, Руслан и сам считал, что бабушка тогда просто испугалась видений, рождённых больным мозгом. К тому же она чудом поднялась с постели, находилась на пределе возможностей. Но почему-то сейчас, сжимая в пальцах очередную сигарету, он уже не был в этом так уверен. Верил, что ужас и боль, которые может сгенерировать воспалённое сознание, вполне способны ожить, материализоваться.

И никак не мог заставить себя встать со скамейки и вернуться домой, к Марусе.

Руслан собрался с силами и вернулся в дом примерно через два часа после своего поспешного, вернее, позорного бегства. Открыл входную дверь, прислушался. Не услышав ничего подозрительного, проскользнул в кухню. В нос ударило омерзительное зловоние: его едва снова не вывернуло наизнанку. Он выскочил обратно в коридор, отдышался, достал из кармана платок и плотно прижал к носу. После этого, сделав над собой усилие, снова возвратился на кухню. Источник тошнотворного зловония обнаружился быстро: на полу, возле холодильника, по соседству с горой объедков и лужицей мочи.